Поэмы Гомера “Илиада” и “Одиссея” были созданы в первой трети I тысячелетия до н. э. в той области древней Греции, которая носила название Ионии. Составителей этих поэм было, вероятно, очень много, но художественное единство поэм предполагает какого-то неизвестного нам единоличного автора, оставшегося в памяти всей античности и всей последующей культуры под именем слепого и мудрого певца Гомера.
“Илиада” и “Одиссея” передают только отдельные моменты троянской мифологии. Поэтому необходимо, насколько возможно, ознакомиться с троянской мифологией в целом, чтобы яснее и отчетливее вы делить, в ней сюжет “Илиады” и “Одиссеи”.
События до “Илиады”. В троянской мифологии “Илиаде” предшествует огромное количество мифов, которые излагались в специальной поэме “Киприи” Стасина Кипрского, до нас не дошедшей. Из этих мифов мы узнаем, что причины Троянской войны связаны с космическими событиями. Троя находилась в северо-западном углу Малой Азии и была населена фригийским племенем. Война греков и троянцев, представляющая собой содержание троянской мифологии, якобы была предопределена свыше.
Рассказывали, что Земля, обремененная огромным человеческим населением, обратилась к Зевсу с просьбой сократить человеческий род, и Зевс решил для этого начать войну между греками и троянцами. Земной причиной-этой войны было похищение спартанской царицы Елены троянским царевичем Парисом. Однако и это похищение обосновывалось чисто мифологически. Один из греческих царей (в Фессалии), Пелей, женился на морской царевне Фетиде, дочери морского бога Нерея. (Это ведет нас в глубь веков, когда такого рода браки для первобытного сознания представлялись полной реальностью.) На свадьбе Пелея и Фетиды присутствовали все боги, кроме Эриды, богини раздора, замыслившей поэтому отомстить богам и бросившей богиням золотое яблоко с надписью “Красивейшей”. Миф повествовал, что претендентами на обладание этим яблоком явились Гера (супруга Зевса), Афина Паллада (дочь Зевса, богиня войны и ремесел) и Афродита (тоже дочь Зевса, богиня любви и красоты). И когда спор этих трех богинь дошел до Зевса, тот приказал разрешить этот спор Парису, сыну троянского царя Приама.
Эти мифологические мотивы весьма позднего происхождения. Все три богини имели долгую мифологическую историю и представлялись в древности суровыми существами. Явно, что вышеприведенные мифологические мотивы могли иметь место только ближе к концу общинно-родовой формации, когда возникла и укрепилась родовая знать. О еще более позднем происхождении данного мифа говорит образ Париса. Оказывается, человек уже считает себя настолько сильным и мудрым, он настолько далеко ушел от первобытной беспомощности и от страха перед демоническими существами, что может даже творить суд над богами.
Дальнейшее развитие мифа только углубляет этот мотив относительного бесстрашия человека перед богами и демонами: Парис присуждает яблоко Афродите, и та помогает ему похитить спартанскую царицу Елену. Миф подчеркивает, что Парис был самым красивым мужчиной в Азии, а Елена -- самой красивой женщиной в Европе.
Эти мифы, несомненно, отражают собой давнишние столкновения европейских греков, искавших для себя обогащения путем войны с населением Малой Азии, имевшим к тому времени высокую материальную культуру. Миф разукрашивает безотрадную историю старинных войн и идеализирует прошлое; понимание этого в дальнейшем нам весьма пригодится при анализе творчества Гомера в целом.
Похищение Елены повергает в большую тоску ее мужа Менелая. Но тут выступает на сцену брат Менелая, Агамемнон, одно из главных действующих лиц “Илиады”, царь соседнего со Спартой Аргоса. По его совету созываются со всей Греции самые знаменитые цари и герои со своими дружинами. Они решают отплыть к тому берегу Малой Азии, недалеко от которого находилась Троя, напасть на троянцев и возвратить похищенную Елену. Среди призванных царей и героев особенным влиянием пользовались хитроумный Одиссей, царь острова Итаки, и молодой Ахилл, сын Пелея и Фетиды. Огромный греческий флот высаживает войско в нескольких километрах от Трои. Греки устраивают здесь свой лагерь и нападают на Трою и на живущих поблизости ее союзников. В течение девяти лет война ведется без заметного перевеса той или другой стороны.
События “Илиады”. “Илиада” охватывает события десятого года войны, незадолго до падения Трои. Но само падение Трои в “Илиаде” не изображается. События в ней занимают всего 51 день. Однако поэма дает максимально насыщенное изображение военной жизни. По событиям этих дней (а их очень много, поэма ими перегружена) можно составить яркое представление о тогдашней войне вообще.
Основная линия рассказа занимает песни I, XI, XVI--XXII . Это повествование о гневе Ахилла и о последствиях этого гнева. Ахилл, один из виднейших вождей греческого воинства под Троей, гневается на выбранного командующим Агамемнона за то, что тот отобрал у него, пленницу Брисеиду. А отобрал эту пленницу Агамемнон потому, что по велению Аполлона он должен был свою пленницу Хрисеиду возвратить ее отцу, Хрису, жрецу Аполлона под Троей. В I песни изображается перебранка Ахилла с Агамемноном, уход Ахилла с поля сражения, обращение его с жалобами на обиду к матери Фетиде, которая и получает от Зевса обещание покарать за это греков. Зевс не исполняет своего обещания вплоть до XI песни, и основная линия повествования в “Илиаде” восстанавливается только в ней, где рассказано, что греки несут серьезные поражения от троянцев. Но в следующих песнях (XII -- XV) тоже нет развития действия. Главная линия повествования возобновляется только в песни XVI, где на помощь теснимым грекам выступает любимейший друг Ахилла, Патрокл. Он выступает с разрешения Ахилла и гибнет от руки виднейшего троянского героя Гектора, сына Приама. Это заставляет Ахилла вновь вернуться к боям. В XVIII песни рассказывается, как бог кузнечного дела Гефест готовит Ахиллу новое оружие, а в XIX песни -- о примирении Ахилла с Агамемноном. В XX песни читаем о возобновлении боев, в которых теперь участвуют уже и сами боги, и в песни XXII -- о смерти Гектора от руки Ахилла. Такова основная линия повествования в “Илиаде”.
Вокруг нее развертывается огромное количество сцен, нисколько не развивающих действие, но чрезвычайно обогащающих его многочисленными картинами войны. Так, песни II-- VII рисуют ряд поединков, а песни XII--XV -- просто войну с переменным успехом для греков и троянцев. Песнь VIII говорит о некоторых военных неудачах греков, в результате чего Агамемнон (IX) шлет к Ахиллу послов с предложением мириться, на что тот отвечает резким отказом. Песни XXIII -- XXIV повествуют о похоронах погибших героев -- Патрокла и Гектора. Наконец, песнь Х уже в древности считалась позднейшей вставкой в “Илиаду”. Она изображает ночную вылазку греческих и троянских героев на Троянскую равнину для разведки.
События после “Илиады”; Эти события подробнейшим образом рассказывались в других поэмах, посвященных троянской мифологии. Существовали целые поэмы, до нас не дошедшие, которые представляли собой продолжение “Илиады”. Таковы поэмы “Эфиопида”, “Малая Илиада”, “Падение Трои”, “Возвращения”.
В этих поэмах изображался поединок Ахилла с амазонкой Пентесилеей, союзницей троянцев, пришедшей к ним на помощь после смерти Гектора. Поединок кончался гибелью Пентесилеи. Сам Ахилл погибал от стрелы Париса, которую направил Аполлон. Рассказывалось, что по предложению Одиссея греки соорудили огромного деревянного коня, внутри которого разместился греческий воинский отряд. Остальные же греки сели на корабли и, сделав вид, что отплывают домой, спрятались за ближайший остров. Оставленный на берегу около деревянного коня грек объяснил троянцам мнимую причину сооружения коня -- это якобы дар Афине Палладе. Деревянного коня троянцы водворили в Трою, а ночью из него вышли засевшие там греки, открыли ворота и сожгли город. Много существовало разного рода эпических повествований и о возвращении греческих вождей из-под Трои. О возвращении же из-под Трои Одиссея повествовала поэма, названная его именем и сохранившаяся до нас.
События “Одиссеи”. События в этой поэме изображаются не так разбросано, как в “Илиаде”, но все же и она не лишена трудностей при ознакомлении с ходом описываемого в ней действия.
Возвращение Одиссея домой занимает 10 лет и, полное всяческих приключений, создает большую нагроможденность событий. На самом же деле первые три года плавания Одиссея изображаются не в первых песнях поэмы, но в песнях IX--XII. И даны они в виде рассказа Одиссея на пиру у одного царя, к которому его случайно забросила буря. Тогда узнается, что Одиссей много раз попадал то к людям добрым, то к разбойникам, то в подземное царство.
В центре IX песни -- знаменитый эпизод с одноглазым людоедом (циклопом) Полифемом. Этот Полифем запер Одиссея и его спутников в пещеру, откуда они выбрались с большим трудом. Одиссей, опоивши Полифема вином, сумел выколоть у него единственный глаз.
В Х песне Одиссей попадает к волшебнице Кирке, а Кирка направляет его в подземный мир за пророчеством о его будущем. Песнь XI -- изображение этого подземного мира. В XII песне, после ряда страшных приключений, Одиссей попадает на остров нимфы Калипсо, которая удерживает его у себя в течение семи лет.
Начало “Одиссеи” как раз и относится к концу пребывания Одиссея у Калипсо. Здесь сообщается о решении богов возвратить Одиссея на родину и о поисках Одиссея его сыном Телемахом. Эти поиски описываются в I--IV песнях поэмы. Песни V--VIII изображают пребывание Одиссея, после отплытия от нимфы Калипсо и страшной бури на море, среди добродушного народа феаков, у их доброго царя Алкиноя. Там Одиссей рассказывает о своих странствиях (песни IX--XII).
Начиная с XIII песни и до конца поэмы дается последовательное и ясное изображение событий. Сначала феаки доставляют Одиссея на его родной остров Итаку, где он поселяется у своего свинопаса Евмея, так как его собственный дом осаждают местные царьки, уже много лет претендующие на руку Пенелопы, его жены, самоотверженно охраняющей сокровища Одиссея и путем разных хитростей оттягивающей свой брак с этими женихами. В песнях XVII --XX Одиссей под видом нищего проникает из хижины Евмея в свой дом для разведки всего, что в нем совершается, а в песнях XXI--XXIV при помощи верных слуг он перебивает всех женихов во дворце, вешает неверных служанок, встречается с Пенелопой, ожидавшей его 20 лет, и еще усмиряет восстание против него на Итаке. В доме Одиссея водворяется счастье, прерванное десятилетней войной и его десятилетними приключениями.
Древнегреческий период развития античной литературы
Мифология является почвой древнегреческой литературы (устное народное творчество также было мифологично). До 8 века до н.э. в Греции господствует общинно-родовой строй , греки живут общиной, родом, одушевляют природу, соединяют знания о ней с трудовыми навыками, что порождает веру в фантастических существ. Возникает политеизм , то есть многобожие (Зевс, Гера, Афина, Афродита, Аид, Гелиос, Селена, Посейдон, Персефона, Гефест, Аполлон и т.д.). Причем боги не сразу получают антропоморфный (человекообразный) вид. Сначала существуют старые ужасного вида боги (Химера, Медуза, Ехидна, Лернейская Гидра, Сфинкс, Цербер, Немейский Лев, Пифон). Все они в эпоху матриархата являлись олицетворением ужасных сил природы. Позднее, в эпоху патриархата , когда появились большие племена, во главе которых стояла не мать, а герой-мужчина, защитник и воин, появляется антропоморфная мифология, так как именно люди-вожди рассматривались как потомки богов, способных породить на земле племя героев.
Мифология нового периода содержит целый ряд рассказов о битвах древних и новых богов. Например, дошедшую до нас поэмудревнегреческого поэтаГесиода «Теогония» (т.е. Происхождение богов). Она рассказывает о битве Титанов и олимпийских богов во главе с Зевсом. Через 10 лет битвы позвал Зевс себе на помощь великанов Сторуких, которые сбросили Титанов в Тартар и стерегут их медную дверь.
Именно после этого начались битвы новых героев, очистивших землю от чудовищ, порожденных Землей, то есть возник догомеровский героический эпос. Так, Персей расправился с Медузой Горгоной, Беллерофонт - с Химерой, Геракл совершил 13 славных подвигов, его целью стали Немейский Лев, Лернейская Гидра, Стимфалийские птицы, Керинейская лань, Эриманфский вепрь, Авгиевы конюшни, Критский бык, кони Диомеда, пояс царицы амазонок, стада великана Гериона, адский пес Цербер, яблоко Гесперид.
Гомеровский эпос («эпос» по гр. - слово) представляет собой слово о подвигах, то есть собрание песен странствующих певцов (аэд - певец-сочинитель, рапсод - исполнитель чужих песен).
Гомеровский вопрос в античной литературе заключается в том, что существует 10 биографий одного человека - слепого нищего бродячего аэда, певца-создателя древнегреческого эпоса, что ставит под сомнение то, что это была одна личность.
Песни сложились в 9-7 веке до нашей эры, записаны были в 6 веке до н.э. Эпос возник на побережье Малой Азии и близлежащих островах в эпоху разложения общинно-родового строя и возникновения рабовладельческого, написан на ионийском наречии (основе древнегреческого языка, сложившегося к 4-3 веку до нашей эры).
«Илиада» и «Одиссея» входят в Троянский мифологический цикл , рассказывающий о борьбе греков за овладение малоазиатским городом Илионом, или Троей. «Илиада» - несколько эпизодов 10-ого года осады, Одиссея - возвращение на родину героя-ахейца Одиссея. Данные события действительно реально происходили примерно в 12 веке до н.э. В 70-х годах 19 века археолог Шлиман предположительно нашел то место, где происходило сражение - холм Гисарлык в Малой Азии, но современные исследователи это опровергают. Тем не менее, это был последний великий поход и военная удача племени ахейцев, которые потом были завоеваны дорийцами (которые считали себя потомками Геракла), потом их завоевали афиняне, считавшие себя потомками Тезея. Данный эпос ещё раз подтверждает мысль об общем великом прошлом древнегреческого народа и обитателей острова Крит, начавшем складываться в 13-12 веках до н.э.
Сюжет «Илиады» имеет предысторию. Богиня раздора Эрида, не приглашенная в числе других богов на пир, решила отомстить и подбросила Гере, Афине и Афродите яблоко с надписью «Прекраснейшей». Богини решили, что их спор о принадлежности эпитета «прекраснейшая» разрешит юноша Парис, сын троянского царя Приама. Каждая пообещала Парису награду за своё первенство. Тот отказался от денег и мудрости и отдал яблоко богине любви и красоты Афродите, которая пообещала ему любовь прекраснейшей из женщин. Именно Афродита устроила похищение царевичем из Трои Парисом прекрасной Елены, жены греческого царя Менелая (управлявшего Спартой), что было использовано его старшим братом Агамемноном как повод разорвать перемирие и развязать войну с Троей, в которой участвовали все племена ахейцев.
Начало поэмы «Илиада» относится к 10 году осады Трои, когда в войсках ахейцев начинается чума, посланная богом Аполлоном по просьбе своего жреца, у которого греческий вождь Агамемнон отнял дочь. Агамемнон, чтобы прекратить чуму, вынужден вернуть дочь отцу, но забирает пленницу у Ахилла, тот жалуется матери, богине Фетиде, та умоляет Зевса послать победу троянцам, чтобы Агамемнон попросил Ахилла о помощи. Зевс исполняет желание Фетиды, греки терпят поражение. Ахилла просят помочь, он отказывается. Вместо него вступает в бой его друг Патрокл, которому жаль гибнущих греков, и сам погибает от руки Гектора, старшего сына троянского царя Приама. Ахилл мстит за друга, убивает Гектора и издевается над его телом. Приам ночью, пробравшись в лагерь греков, умоляет Ахилла вернуть ему тело сына. Ахилл возвращает и даже устанавливает перемирие, чтобы похоронить убитых. Последняя песнь «Илиады» - погребение Патрокла и Гектора.
Содержание «Одиссеи». После того, как Одиссей придумал, как войти в Трою при помощи статуи коня, и разрушения ненавистного города, все греческие вожди вернулись домой, кроме Одиссея, царя Итаки, он странствует 10 лет по дороге домой из-за ненависти Посейдона. О первых трех годах своих странствий он рассказывает на пиру у царя феаков Алкиноя. Начало «Одиссеи» - история его семилетнего пребывания на острове нимфы Калипсо. В 13 песне Одиссей наконец прибывает на Итаку и узнает, что его сын Телемак вырос, а его жену Пенелопу осаждают женихи, уверенные в том, что он погиб и претендующие на его царство. Пенелопа верна мужу, Телемак даже ездил к тем, кто вернулся из Трои, чтобы узнать участь отца. Одиссей убивает всех женихов, подавляет восстание родственников убитых и начинает счастливую жизнь в кругу семьи.
Идеи и образы «Илиады» и «Одиссеи» . В обеих поэмах изображен патриархальный род, который не знает классового разложения, базилевсы трудятся вместе с пастухами и ремесленниками (Одиссей - задвижка на двери дома, плот; Пенелопа - оливковое масло, тканое покрывало). Рабы - это только пленники с войны. Только-только появляется имущественное неравенство, судьба раба зависит от воли господина. Герои мужественны и величественны, не знают страха, но сострадательны, врагов они уважают и изображены троянцы уважительно.
Основные идеи :
1. Антивоенные и антиаристократические тенденции;
2. Гражданственность и патриотизм;
3. Восхищение вещью и мастерством человека, создавшего её.
Каждый из героев становится олицетворением одного из человеческих качеств характера: Ахилл - воин, не знающий пределов героизма и преданный общему делу; Гектор - вождь, муж, отец (Андромаха и сын), который умирает, жертвуя жизнью за свой род и город; Одиссей - храбрый воин, но главное его достоинство - любовь к родной Итаке, жене, сыну, хитрость и изворотливость ума; Пенелопа - символ верной жены (20 лет верно ждет мужа, содержит дом, растит сына). Даже боги в поэмах имеют свой характер и свои интересы: Афина помогает Одиссею, Аполлон - троянцам, Арес - никому.
Художественные особенности поэм также связаны с эпохой, когда они были написаны и мировоззрением греков того периода:
1. объективность (греки и троянцы изображаются сочувственно и справедливо);
2. вещественность изображения жизни (вещь ценится не за её стоимость, а за искусство и мастерство, с которыми она сделана - щит Ахилла, задвижка на двери дома Одиссея)
3. традиционность (чем более знакома вещь или ситуация, тем она менее опасна, поэтому с каждому имени или вещи добавляются постоянные эпитеты - Зевс «тучегонитель», Одиссей - «хитроумный»);
4. монументальность (особый стиль, величественный особый стихотворный размер - гекзаметр - шестистопный стих - пять стоп дактилических и одна хореическая с цезурой после 3 стопы, замедленный темп повествования);
5. героизм (особое внимание героям и схваткам, битва превращается в развернутое сравнение и символическую картину бушующего пожара, бури в лесу, разлива реки, схватки диких зверей);
6. уравновешенное спокойствие (большое внимание уделено воспеванию красоты гуманных человеческих чувств).
Гомеровский героический эпос.
Произведения Гомера «Илиада» и «Одиссея», являются первыми по времени известными нам произв. древнегреческой литературы. Содержа в себе огромное количество разного рода сказаний и будучи весьма значительными по размеру, эти поэмы не могли появиться внезапно, в виде произведения одного только писателя. Если они даже и составлены одним поэтом, то составлены на основе многовекового народного творчества. Самое важное - художественное единство поэм Гомера. Лосев: «С полным правом можно сказать, что греческий народ, взятый в своём единстве и цельности, и есть тот единственный творческий индивидуум, который создал гомеровские поэмы».
Произведения записаны только во второй половине VI века, но в «устном» виде появились раньше: завершены около 9-8 вв. «Илиада» и «Одиссея» созданы на ионийском диалекте с примесью более раннего эолийского. В произведениях отражается история греческого народа. Сюжетом гомеровских поэм становятся разные эпизоды Троянской войны (Троя - это город в Малой Азии, который был заселен племенем фригийцев). Отразились разные периоды истории: само действие приходится на 13-12 вв. Но развитие греческого народа, отразившееся в поэмах гомера, охватывает не только весь общинно-родовой строй, но и выходит за его пределы.
Эпический стиль есть такой художественный стиль, который рисует нам жизнь того или иного человеческого коллектива, подчиняющей себе своими закономерностями решительно всякую личную жизнь. Примат общего над индивидуальным. Подлинное место эпоса - восходящий патриархат, когда человек настолько овладевает силами природы, что может с ними героически бороться и героически их себе подчинять. В эту эпоху родовая община становилась оседлой, она начинает осознавать себя как единое целое, начинает помнить свою историю и великих героев, которые ее создавали.
Если общее становится на место личного, то ясно, что личное выступает в неразвитом и примитивном виде.
1. Объективность эпоса (эпический художник как бы не пользуется своей фантазией. не только реальные вещи, но и все сказочное, мифическое, мыслится им как нечто объективное и невыдуманное)
2. Обстоятельная деловитость эпоса("Каталог кораблей" занимает 300 строк, щит Ахилла - 132 строки)
3. Живописность и пластика изображений (любовное рассматривание вещей, хронологическая несовместимость или закон плоскостного изображения, отсутсвует способность трехмерного восприятия мира,перед нами не рельефное, но плоскостное восприятие мира, геометрический стиль, пластика - даны не только ранения, но и их последствия, как Патрокл тащил троянца, поддетого копьем)
4.Антипсихологизм и чисто вещественное изображение всякого внутреннего переживания(отсутствие анализа внутренних переживаний человека,отсутствие внутренней мотивировки его событий.Пример: Парис любит Елену,но как именно, об этом ничего не известно; Одиссей и Пенелопа)
Но личность, в которой еще не проснулось ее "я" подчинена своему родоплеменному коллективу.Отсюда вытекает преданность всему тому, что получено от предков,т.е. всему великому и значительному.К числу основных принципов эпоса обязательно относятся
5. Традиционность(то, что изображается в эпосе для всех важно. Все уверены, что так оно и было всегда и будет.Все рассказывается медленно и степенно,как будто бы речь идет о вечной истине.Повторения или постоянные эпитеты) 6. Монументальность(эпическое произведение всегда будит высокие, благородные чувства,воспитывает героическую волю,не терпит ничего низменного)
7. Отсутствие в нем мелочей (они присутствуют, но всякая мелочь изображена в свете общего,дана в окружении героической жизни, несет печать великих событий)
8. Уравновешенно - созерцательное спокойствие свободно - героического духа.
Все эти принципы художественного стиля эпоса концентрируются в одном, который одинаково относится к стилю, к образу жизни эпического человека. Это принцип эпического героизма. Реальным носителем всех этих особенностей эпического стиля является герой, понимаемый как продукт общинно - родовой формации периода патриархата, то есть как индивидуальное воплощение самой же патриархальной общины.
Свободный эпический стиль у Гомера - это такое оформление художественного творчества, которое рассматривает всю общинно-родовую формацию, часто смешивая в одном образе самые разнообразные ее эпохи и давая изображение этих эпох в добродушном иронически - юмористическом и снисходительном, но в то же время и в наивно - серьезном и часто даже трагическом плане.Изображаемые здесь герои, натуры, умеющие сильно любить и сильно ненавидеть, чувствуют себя свободно и независимо, страстно любя жизнь во всех ее проявлениях и никогда не унывая, несмотря на постоянные страдания и катастрофы.Противоречивость в гомеровском сттле как раз и говорит о переходности эпохи или о движении и становлении эпохи, об ее бурном развитии.
Стиль поэм - эпический. Э
пический стиль порожден общинно родовой формацией, т.е. коллективизмом. Неотъемлемое свойство - примат общего над индивидуальным. Но гомеровские поэмы являются не только порождением общинно-родового строя, они получили свой внешний вид почти в канун рабовладельческого строя, потому стиль поэм Гомера полон противоречий. Поэтому стиль Гомера - не просто эпический и не только строго эпический. Уже началось разложение общинно-родовой формации, зарождение в ней частной собственности. Поэтому строгий эпический стиль уже перестает удовлетворять. В нём начинают зарождаться всякие другие стили и жанры. Этот тип эпоса мы можем назвать свободным или смешанным эпосом.
Оба эти стиля перемешаны у Гомера.
Признаки раннего (строгого) эпического стиля:
1) Объективность. Древний эпический стиль даёт объективную картину мира и жизни, не входя глубоко в психологию действующих лиц и не гоняясь за деталями и подробностями изображения. Важно только то, что событие происходит. Всё изображаемое в эпосе трактуется как объективная реальность. Здесь нет ничего выдуманного из-за субъективной прихоти художника. Невозмутимый повествовательный тон характерен у Гомера для любых сказочных сюжетов (как будто всё это в действительности существовало).
2) Вещественное изображение жизни. Вместо углубленной психологии и вместо показа собственного отношения к жизни художник сосредотачивает внимание на внешней стороне изображаемых им событий.
3) Традиционность. Объективный характер эпического изображения жизни сопровождается в строгом эпосе сознанием постоянства царящих в ней законов. Для эп. художника по сути нет разницы между настоящим и прошлым - он изображает всё постоянное, вековое.
4) Монументальность. Широкий охват настоящего и прошлого делает эпическую поэзию возвышенной, торжественной, далёкой от субъективной прихоти человека в сравнении в величавым и общенародным прошлым.
5) Героизм. Особым стилем показываются в эпосе и люди, если они понимаются как носители всех этих свойств эпоса. Человек показывается героем, потому что внешне лишен эгоистических черт, но всегда является и внутренне, и внешне связанным с общенародной жизнью и общенародным делом.
6) Уравновешенное спокойствие. Эпическое спокойствие возникает в поэте, мудро созерцающим жизнь после великих катастроф и событий. Созерцая мировые события в их вековом развитии, он получает от этого не только уравновешенное спокойствие, но и внутреннее утешение.
Признаки свободного (смешанного) эпического стиля:
1) Эпические жанры, кроме героической поэмы: «Илиада» и «Одиссея» в основном - героические поэмы. Эпосу Гомера свойственны зачатки других греческих жанров, например сказки. Сказка ничем существенным не отличается от мифа по содержанию - но миф верит в буквальную реальность изображаемых в нём лиц и событий, сказка же относится к изображаемому достаточно скептически, рассматривая его как предмет забавного и занимательного рассказа. Примеры: сирены, Сцилла - чудовище с шестью головами и 12 лапами и Харибда - водоворот. В гомеровском эпосе есть и элементы романа. Он повествует о бытовых явлениях, выходящих за пределы скромной и уравновешенной жизни общинно-родового строя (рассказ о розысках Телемахом своего отца - элементы прикл. романа, вторая часть «Одиссеи» - элементы семейного романа.)
2) Лирика. Много лирических мест. Страстная любовь к жизни, особенно в условиях безвыходного положения, пронизывает обе поэмы. Гомер часто рисует себе страдания родных погибшего героя, которые пока ещё ничего не знают о его злой участи.
3) Драматизм. У Гомера имеются элементы и трагедии, и комедии со всеми свойственными им драматическими конфликтами. Трагичны почти все герои поэм.
4) Комизм, юмор, сатира, ирония. Например, драка Одиссея с нищим у дворца, где пируют женихи. Олимпийские сцены почти всегда комичны - возвышенное подается в качестве низменного. Гомер относится к своим богам и героям весьма иронично. Сатирический элемент очень силен. Циклопы - карикатура на людей, живущих безо всяких законов.
Поэтическая техника эпоса.
Повторение - повтор целых стихов или их частей, рассчитанное на создание впечатления медлительности, важности, спокойствия и вечной повторяемости жизни.
Эпитеты - быстроногий Ахилл, волоокая Гера, многоумный Одиссей и т.д.
Сравнение с огнём, животными и т.д.
Речи всегда торжественны, но обладают весьма примитивной аргументацией и наивным построением, исходящим из души говорящего.
Хронологическая несовместимость.
Цитата сообщения Barucaba
Homer by Antoine-Denis Chaudet, 1806.
Гомер (др.-греч. Ὅμηρος, VIII век до н. э.) — легендарный древнегреческий поэт-сказитель, создатель эпических поэм «Илиады» (древнейшего памятника европейской литературы и «Одиссеи».
Примерно половина найденных древнегреческих литературных папирусов — отрывки из Гомера.
О жизни и личности Гомера достоверно ничего не известно.
Гомер - легендарный древнегреческий поэт-сказитель
Ясно, однако, что «Илиада» и «Одиссея» были созданы значительно позже описываемых в них событий, но раньше VI века до н. э., когда достоверно зафиксировано их существование. Хронологический период, в котором локализует жизнь Гомера современная наука, — приблизительно VIII век до н. э. По словам Геродота, Гомер жил за 400 лет до него, другие древние источники говорят, что он жил во времена Троянской войны.
Бюст Гомера в Лувре
Место рождения Гомера неизвестно. За право называться его родиной в античной традиции спорили семь городов: Смирна, Хиос, Колофон, Саламин, Родос, Аргос, Афины. Как сообщают Геродот и Павсаний, умер Гомер на острове Иос архипелага Киклады. Вероятно, «Илиада» и «Одиссея» были сложены на малоазийском побережье Греции, заселенном ионийскими племенами, или на одном из прилегающих островов. Впрочем, гомеровский диалект не дает точных сведений о племенной принадлежности Гомера, так как представляет собой сочетание ионийского и эолийского диалектов древнегреческого языка. Существует предположение, что его диалект представляет собой одну из форм поэтического койнэ, сформировавшегося задолго до предполагаемого времени жизни Гомера.
Paul Jourdy, Homère chantant ses vers, 1834, Paris
Традиционно Гомер изображается слепцом. Наиболее вероятно, что это представление исходит не из реальных фактов его жизни, а представляет собой реконструкцию, характерную для жанра античной биографии. Поскольку многие выдающиеся легендарные прорицатели и певцы были слепыми (например, Тиресий), по античной логике, связывавшей пророческий и поэтический дар, предположение о слепоте Гомера выглядело весьма правдоподобным. Кроме того, певец Демодок в «Одиссее» слепой от рождения, что также могло восприниматься автобиографично.
Гомер. Неаполь, Национальный археологический музей
Существует предание о поэтическом поединке Гомера с Гесиодом, описанное в сочинении «Состязание Гомера и Гесиода», созданном не позднее III в. до н. э., а по мнению многих исследователей, и значительно раньше. Поэты якобы встретились на острове Эвбее на играх в честь погибшего Амфидема и читали каждый свои лучшие стихи. Царь Панед, выступивший судьей на состязании, присудил победу Гесиоду, так как тот призывает к земледелию и миру, а не к войне и побоищам. При этом симпатии аудитории были на стороне Гомера.
Кроме «Илиады» и «Одиссеи» Гомеру приписывается ряд произведений, несомненно созданных позднее: «гомеровы гимны» (VII—V вв. до н. э., считаются наряду с Гомером древнейшими образцами греческой поэзии), комическая поэма «Маргит» и др.
Значение имени «Гомер» (оно впервые встречается в VII веке до н. э., когда Каллин Эфесский назвал его автором «Фиваиды») пытались объяснить ещё в античности, предлагались варианты «заложник» (Гесихий), «следующий за» (Аристотель) или «слепец» (Эфор Кимский), «но все эти варианты так же неубедительны, как и современные предложения приписать ему значение „слагатель“ или „аккомпаниатор“. <…> Данное слово в своей ионийской форме Ομηρος — практически наверняка реальное личное имя» (Боура С.М. Героическая поэзия.)
Гомер (около 460 до н. э.)
А.Ф. Лосев: Традиционный образ Гомера у греков. Этот традиционный образ Гомера, существующий уже около 3000 лет, если отбросить всякие псевдоученые вымыслы позднейших греков, сводится к образу слепого и мудрого (а, по Овидию, еще и бедного), обязательно старого певца, создающего замечательные сказания под неизменным руководством вдохновляющей его музы и ведущего жизнь какого-то странствующего рапсода. Подобные черты народных певцов мы встречаем и у многих других народов, и потому в них нет ничего специфического и оригинального. Это самый общий и самый распространенный тип народного певца, наиболее любимый и наиболее популярный у разных народов.
Как полагают большинство исследователей, гомеровские поэмы были созданы в Малой Азии, в Ионии в 8 в. до н. э. на основании мифологических сказаний о Троянской войне. Существуют поздние античные свидетельства об окончательной редакции их текстов при афинском тиране Писистрате в середине 6 в. до н. э., когда их исполнение было включено в празднества Великих Панафиней.
В древности Гомеру приписывали комические поэмы «Маргит» и «Война мышей и лягушек», цикл произведений о Троянской войне и возвращении героев в Грецию: «Киприи», «Эфиопида», «Малая Илиада», «Взятие Илиона», «Возвращения» (т. н. «киклические поэмы», сохранились лишь небольшие фрагменты). Под названием «Гомеровские гимны» существовало собрание из 33 гимнов богам. Огромную работу по собиранию и уточнению рукописей поэм Гомера проделали в эпоху эллинизма филологи Александрийской библиотеки Аристарх Самофракийский, Зенодот из Эфеса, Аристофан из Византия (они же разделили каждую поэму на 24 песни по числу букв греческого алфавита). Стало нарицательным имя софиста Зоила (4 в. до н. э.), прозванного за критические высказывания «бичом Гомера». Ксенон и Гелланик, т. н. «разделяющие», высказали мысль о возможной принадлежности Гомеру только одной «Илиады»
Jean-Baptiste Auguste Leloir (1809-1892). Homère.
В 19 веке «Илиада» и «Одиссея» сравнивались с былинами славян, скальдической поэзией, финским и германским эпосом. В 1930-х гг. американский филолог-классик Мильман Пэрри, сопоставляя поэмы Гомера с живой эпической традицией, еще существовавшей в то время у народов Югославии, обнаружил в гомеровских поэмах отражение поэтической техники народных певцов-аэдов. Созданные ими поэтические формулы из устойчивых сочетаний и эпитетов («быстроногий» Ахиллес, «пастырь народов» Агамемнон, «многоумный» Одиссей, «сладкоречивый» Нестор) давали возможность сказителю «импровизируя» исполнять эпические песни, состоявшие из многих тысяч стихов.
«Илиада» и «Одиссея» всецело принадлежат многовековой эпической традиции, но из этого не следует, что устное творчество анонимно. «До Гомера мы не можем назвать ничьей поэмы подобного рода, хотя, конечно, поэтов было много» (Аристотель). Главное отличие «Илиады» и «Одиссеи» от всех остальных эпических произведений Аристотель усматривал в том, что Гомер не развертывает свое повествование постепенно, а строит его вокруг одного события, — в основе поэм лежит драматическое единство действия. Другая особенность, на которую также обратил внимание Аристотель: характер героя раскрывают не описания автора, а речи, произносимые самим героем.
Средневековая иллюстрация к «Илиаде»
Язык гомеровских поэм — исключительно поэтический, «наддиалектный» — никогда не был тождествен живой разговорной речи. Он складывался из соединения эолийских (Беотия, Фессалия, остров Лесбос) и ионийских (Аттика, островная Греция, побережье Малой Азии) диалектных черт с сохранением архаического строя более ранних эпох. Метрически оформлял песни «Илиады» и «Одиссеи» уходящий корнями в индоевропейское эпическое творчество гекзаметр — стихотворный размер, в котором каждый стих состоит из шести стоп с правильным чередованием долгих и кратких слогов. Необычность поэтического языка эпоса подчеркивали вневременной характер событий и величие образов героического прошлого.
William-Adolphe Bouguereau (1825-1905) - Homer and his Guide (1874)
Сенсационные открытия Г. Шлимана в 1870—80-х гг. доказали, что Троя, Микены и ахейские цитадели не миф, а реальность. Современников Шлимана поразили буквальные соответствия ряда его находок в четвертой шахтовой гробнице в Микенах с описаниями Гомера. Впечатление было столь сильным, что эпоха Гомера надолго стала ассоциироваться с периодом расцвета Ахейской Греции в 14—13 вв. до н. э. В поэмах, однако, прослеживаются также многочисленные археологически засвидетельствованные черты культуры «героического века», как например, упоминание о железных орудиях и оружии или обычай кремации умерших. В плане содержания эпосы Гомера заключают в себе множество мотивов, сюжетных линий, мифов, почерпнутых в ранней поэзии. У Гомера можно услышать отголоски минойской культуры, и даже проследить связь с хеттской мифологией. Однако основным источником эпического материала стал для него микенский период. Именно в эту эпоху происходит действие его эпопеи. Живший в четвертом столетии после окончания этого периода, который он сильно идеализирует, Гомер не может быть источником исторических сведений о политической, общественной жизни, материальной культуре или религии микенского мира. Но в политическом центре этого общества Микенах найдены, однако, предметы, идентичные описанным в эпосе (в основном оружие и инструменты), на некоторых же микенских памятниках представлены образы, вещи и даже сцены, типичные для поэтической действительности эпопеи. К микенской эпохе были отнесены события троянской войны, вокруг которой Гомер развернул действия обеих поэм. Эту войну он показал как вооруженный поход греков (названных ахейцами, данайцами, аргивянами) под предводительством микенского царя Агамемнона против Трои и ее союзников. Для греков троянская война была историческим фактом, датируемым XIV-XII вв. до н. э. (согласно подсчетам Эратосфена, Троя пала в 1184 г.)
Karl Becker. Homer sings
Сопоставление свидетельств гомеровского эпоса с данными археологии подтверждают выводы многих исследователей о том, что в своей окончательной редакции он сложился в 8 в. до н. э., причем древнейшей частью эпоса многие исследователи считают «Каталог кораблей» («Илиада», 2-я песнь). Очевидно, поэмы созданы не одновременно: «Илиада» отражает представления о человеке «героического периода», «Одиссея» стоит как бы на рубеже иной эпохи — времени Великой греческой колонизации, когда расширялись границы освоенного греческой культурой мира.
Для человека эпохи античности поэмы Гомера были символом эллинского единства и героизма, источником мудрости и познания всех сторон жизни — от военного искусства до практической морали. Гомера наравне с Гесиодом считали создателем всеобъемлющей и упорядоченной мифологической картины мироздания: поэты «составили для эллинов родословные богов, снабдили имена богов эпитетами, поделили между ними достоинства и занятия, начертали их образы» (Геродот). По мнению Страбона, Гомер был единственным из поэтов древности, кто знал почти все об ойкумене, о народах, ее населяющих, их происхождении, образе жизни и культуре. Данными Гомера как подлинными и заслуживающими доверия пользовались Фукидид, Павсаний (писатель), Плутарх. Отец трагедии Эсхил называл свои драмы «крохами от великих пиров Гомера».
Jean-Baptiste-Camille Corot. Homer and the Shepherds
Греческие дети учились читать по «Илиаде» и «Одиссее». Гомера цитировали, комментировали, объясняли иносказательно. Чтением избранных мест из поэм Гомера призывали исправлять души философы-пифагорейцы. Плутарх сообщает, что Александр Македонский всегда имел при себе список «Илиады», который хранил под подушкой вместе с кинжалом.
К аждый народъ древней и самобытной образованности имѣетъ стародавнее, изъ глуби вѣковъ идущее, но долго не отвердѣлое и не устойчивое, видоизмѣняемое и умножаемое поэтическое преданіе, которое мало-по-малу онъ научается оберегать отъ дальнѣйшихъ перемѣнъ, какъ неприкосновенное наслѣдіе первоначальныхъ откровеній, ниспосланныхъ людямъ богами. Такъ пріобрѣтаетъ народъ священные тексты, изученіе коихъ воспитываетъ поколѣнія и даетъ первые поводы къ развитію науки о словѣ и искусства словеснаго, исторіи, религіознаго вѣроученія и философскаго умозрѣнія.
Таково было и значеніе Гомеровыхъ поэмъ въ Греціи. Онѣ знаменовали, для всего раздробленнаго на многія политическія тѣла эллинскаго міра, общенародную связь, сознаніе и овеществленіе которой было насущною нуждою націи, не объединенной союзомъ государственнымъ; почему издавна отдѣльные города, законодательнымъ путемъ, вводятъ публичное провозглашеніе отрывковъ изъ Гомера декламаторами-рапсодами въ обязательный кругъ праздничнаго обряда и съ VI вѣка запасаются, для храненія въ государственныхъ архивахъ, удостовѣренными списками Иліады и Одиссеи. На Гомерѣ, изъ рода въ родъ, учились эллины съ малолѣтства — и дома, и въ школѣ, и на площади — тому,что такое эллинство, какъ высокій строй старинной рѣчи и ея «священный» ладъ, исконный нравъ и завѣтный обычай, знаніе объ отеческихъ богахъ и память о родимыхъ герояхъ. Изъ Гомера, стихи котораго въ теченіе долгихъ вѣковъ затверживались наизусть, пристально изслѣдовались,
разносторонне истолковывались,— развили эллины и свою поэзію (позднѣйшій эпосъ, хоровую лирику, наконецъ — трагедію), и грамматику родного языка, и первыя начала этики, поэтики, діалектики, риторики, и свою священную исторію, и пластическіе идеалы изобразительнаго искусства (такъ, въ V вѣкѣ знаменитыя строки первой пѣсни Иліады, ст. 528—530, опредѣлили художественный замыслъ Фидія при созданіи олимпійской статуи Зевса и навсегда установили иконографическій типъ вседержителя-отца боговъ и людей),— пока наступила, наконецъ, пора критической мысли и на томъ же старомъ Гомерѣ ученое остроуміе и эстетическая взыскательность впервые испытали свои силы и изощрились до полной независимости отъ освященнаго вѣками преданія. Тогда слѣпой старецъ, вдохновляемый божественными Музами, превратился въ одного изъ образцовыхъ, «каноническихъ», или «классическихъ», поэтовъ, въ простодушнаго, «добраго» Гомера, въ художника подъ стать другимъ авторамъ книжной словесности, искуснаго необычайно, хотя во многомъ еще не совершеннаго, одареннаго несравненною силою генія, но вовсе не непогрѣшимаго и подчасъ оскорбляющаго изысканный вкусъ.
Уже древняя филологія намѣтила этотъ путь сопоставленій Гомера съ творцами искусственнаго эпоса,— путь, по которому пошла и новая европейская мысль съ XIV вѣка, co временъ Петрарки и Боккачьо, когда Гомеръ, извѣстный средневѣковью лишь по наслышкѣ, какъ старшій, великій братъ вѣщаго пророка и волшебника Вергилія на поэтическомъ Парнассѣ, предсталъ въ болѣе осязательныхъ очертаніяхъ, вслѣдствіе перваго ознакомленія съ eгo поэмами, отчасти уже въ подлинникѣ, по стариннымъ спискамъ, разбираемымъ съ помощью заѣзжихъ ученыхъ грековъ, а потомъ — и по первопечатнымъ книгамъ; ибо въ 1488 г., во Флоренціи, просвѣтительная дѣятельность византійскихъ эмигрантовъ-гуманистовъ, уже второго поколѣнія, увѣнчалась, между прочимъ, и первымъ изданіемъ Гомеровыхъ поэмъ, подъ редакціей грека Димитрія Халкондилы.
Только представленіе объ органическомъ характерѣ культурно-историческаго процесса, забрезжившее впервые y Джіованни-Баттиста Вико въ концѣ XVII столѣтія, и, въ частности, объ органическомъ ростѣ народной поэзіи, развитое въ XVIII вѣкѣ Гердеромъ, заставило положить рѣзкую грань между эпосомъ искусственнымъ (каковы, напр., поэмы Вергилія, Данта, Аріоста, Тассо, Камоэнса) и народнымъ эпосомъ, y грековъ — эпосомъ Гомера.
Ф ридрихъ Августъ Вольфъ (Prolegomena ad Homerum, 1795), идя по слѣдамъ нѣсколькихъ предшественниковъ (изъ коихъ особенная заслуга принадлежитъ, вмѣстѣ съ Вико, писателю XVII вѣка, аббату д̉Обиньи), съ энергіей провозгласилъ мнѣніе о невозможности предположить планомѣрное эпическое творчество въ столь раннюю эпоху, какъ эпоха созданія гомеровскихъ поэмъ, еще не знавшая письменности, и о необходимости разсматривать ихъ какъ сводъ разнородныхъ былинныхъ сказовъ, собранный и приведенный въ болѣе или
менѣе стройный порядокъ только въ VI в. до Р. X., ученою коммиссіей правщиковъ, по распоряженію аѳинскаго тирана Писистрата.
Это ученіе произвело необычайный переполохъ во всемъ образованномъ мірѣ и нашло какъ восторженныхъ приверженцевъ, такъ и горячихъ противниковъ. Шиллеръ съ досадою недоумѣвалъ, какъ можетъ такой великій поэтъ, какъ Гете, благосклонно относиться къ этому ученію, проглядѣвшему живой ликъ Гомера-поэта; впрочемъ, Гете мало-по-малу вернулся къ вѣрѣ въ историческую реальность Гомера. Начался знаменитый «гомеровскій вопросъ»; и ближайшею (1837 г.) стадіей въ развитіи намѣченнаго Вольфомъ воззрѣнія на Гомера, какъ на легендарный образъ, подъ чьей личиной скрывается множество разноликихъ пѣвцовъ, была теорія Лахмана о распаденіи Иліады, при внимательномъ изученіи, на рядъ необширныхъ по объему пѣсенъ-былинъ, или балладъ, которыя этотъ ученый болѣе или менѣе произвольно пытался выдѣлить изъ связи цѣлаго и разграничить.
Съ конца XVIII вѣка воспреобладало представленіе о Гомерѣ, какъ простомъ символѣ народнаго пѣвца-сказителя, и о древнемъ эпосѣ вообще какъ о творчествѣ безыменномъ, безличномъ, безъискусственномъ, органически-всенародномъ. Этотъ взглядъ держался на двухъ предпосылкахъ, которыя были двумя преувеличеніями: древность гомеровскаго міра была признаваема древностью первобытной, и eгo культура болѣе цѣльной и одностихійной, менѣе расчлененной и разносоставной, чѣмъ какою она оказалась при позднѣйшемъ историческомъ изученіи. Это была отвлеченная идеологія, лелѣявшая идеалъ «эпохи органической», золотой, младенческой поры наивнаго и почти безсознательнаго эпоса, который, какъ писалъ философъ Шеллингъ, отвѣчаетъ «такому общему состоянію, гдѣ нѣтъ противорѣчія между личной свободой и естественнымъ ходомъ вещей, гдѣ всѣ человѣческія отношенія входятъ въ одну колею историческаго процесса». Впечатлѣніе отъ перваго знакомства съ народнымъ эпосомъ другихъ странъ, въ особенности съ сербскими эпическими пѣснями, исполнителями которыхъ являются слѣпые пѣвцы съ гуслями или бандурой, такъ живо напоминающіе традиціоннаго слѣпого Гомера съ eгo «киѳарой» или «формингой» (небольшой, примитивной лирой), соблазняло усматривать и въ гомеровскомъ творчествѣ безпримѣсное выраженіе патріархально-эллинскаго, простодушно-яснаго воззрѣнія на міръ, непосредственное проявленіе племенного поэтическаго генія, созданіе народной стихіи, еще не выдѣлившей изъ себя ни своеобразно творящей личности, ни даже культурно обособленной группы.
Но все же филологамъ-книжникамъ, свободнымъ отъ такихъ общихъ предпосылокъ, занятымъ прежде всего не установленіемъ широкихъ перспективъ, а точнымъ разслѣдованіемъ подлежащаго изученію словеснаго памятника, было ясно, что передъ ними не безформенное нагроможденіе сказовъ и былей, а строго продуманное эпическое единство, являющее несомнѣнные слѣды сознательной и искусной обработки. Убѣжденіе, что гомеровскія поэмы представляютъ собою художественное цѣлое, что онѣ суть твореніе законченное, ложится въ основу консервативнаго направленія въ спорахъ о Гомерѣ. Eгo защитники, подобно античнымъ ученымъ александрійскаго періода, хотѣли бы ограничиться обнаруженіемъ и устраненіемъ отдѣльныхъ позднихъ вставокъ, исказившихъ мѣстами Гомеровъ подлинникъ. Такъ, Нитчъ (G. W. Nitzsch, выступившій впервые съ своей защитой традиціи
въ тридцатыхъ годахъ прошлаго вѣка) считаетъ Гомера истиннымъ авторомъ обѣихъ приписанныхъ ему великихъ поэмъ, изъ коихъ подлежатъ исключенію лишь по особеннымъ въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ причинамъ заподозрѣнныя частности; работа Гомера состояла въ художественномъ сліяніи и восполненіи всего дошедшаго до него эпическаго матеріала болѣе ранней поры; широко и свободно пользуясь былиннымъ преданіемъ, онъ отчасти компилировалъ eгo, отчасти самостоятельно видоизмѣнялъ и обогащалъ.
Уже Г. Германъ, родоначальникъ новѣйшей филологіи, намѣтилъ (въ 1831 г.) третью точку зрѣнія: сложная и многообъемлющая эпопея могла разростись изъ первоначальнаго простого эпическаго зерна. Задачею изслѣдованія становилось поэтому — раскрытіе въ Иліадѣ первой Иліады, въ Одиссеѣ — исконной Одиссеи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, необходимо было выяснить, какъ развивалось это ядро, какія послѣдовательныя отложенія оставляли на немъ, какъ бы слоями, новыя эпохи, какъ приведены были въ связь съ кореннымъ составомъ иныя повѣствованія, прежде ему чуждыя.
На этой принципіальной основѣ зиждется истолкованіе роста Иліады изъ сравнительно небольшой поэмы «о гнѣвѣ Ахилла», или «Ахиллеиды», данное англичаниномъ Гротомъ въ eгo классической «Исторіи Греціи» (1846 г.). Попытка Грота оказалась чрезвычайно плодотворной; компромиссъ, имъ предложенный,— согласиться на допущеніи, что Гомеръ, авторъ Ахиллеиды, самъ же расширилъ ее до размѣровъ Иліады,— удовлетворить, конечно, никого не могъ; но дѣло шло не столько о творцѣ, сколько о сотвореніи гомеровскаго эпоса, о eгo возникновеніи и eгo превращеніяхъ, о чистыхъ линіяхъ первоначальнаго зодческаго плана въ загроможденномъ пристройками и перестройками колоссальномъ зданіи. Изслѣдователи принялись за поиски «пра-Иліады»; всевозможные критеріи были примѣняемы для различенія болѣе древнихъ отъ болѣе позднихъ элементовъ въ наличномъ составѣ эпопеи. Б. Низе (въ книгѣ «о развитіи гомеровской поэзіи», 1882) свелъ гомеровскій вопросъ къ проблемѣ преемственнаго цехового творчества пѣвцовъ, которое показалъ существенно различнымъ отъ творчества народнаго. А. Фиккъ (1881 г. и позднѣе) отважился снять съ Гомера eгo іонійскій нарядъ и поэмы, записанныя на іонійскомъ діалектѣ, объявить распространенными пересказами исконныхъ Иліады и Одиссеи, сложенныхъ эолійцами по-эолійски. К. Робертъ («Studien zur Ilias», 1901) своеобразно использовалъ новѣйшія данныя археологіи для опредѣленія относительной древности составныхъ частей Иліады по типу оружія, въ нихъ упоминаемаго, исходя изъ противоположности между старо-микенскими памятниками воинскаго быта и остатками болѣе поздней культуры; не безъ нѣкотораго самообольщенія стройностью добытыхъ этимъ методомъ результатовъ, Робертъ старался доказать, что археологическіе признаки древности подтверждаются преобладаніемъ эолійскихъ элементовъ въ языкѣ,— что даетъ ему возможность возстановить основную «пѣснь объ Ахиллѣ»; и нельзя отрицать, что эта eгo гипотетическая реставрація, будучи сжатымъ извлеченіемъ изъ Иліады, переложеннымъ на эолійскій говоръ, производитъ неожиданное, цѣльное и яркое впечатлѣніе своею нагою простотой, лирическимъ тономъ былины и сосредоточенною трагическою энергіей. Многіе ученые, однако, не убѣжденные ни одною изъ ряда попытокъ критическаго остроумія разрѣшить «гомеровскій вопросъ», остались при
томъ мнѣніи, что послѣдній вообще неразрѣшимъ и что, помимо частныхъ результатовъ, вся работа надъ нимъ не привела ни къ какому общему выводу, достойному стать на мѣсто античнаго преданія о Гомерѣ, творцѣ Иліады и Одиссеи.
Что касается Одиссеи, представлявшей менѣе поводовъ къ заподозрѣнію ея цѣльнаго состава и художественнаго единства, чѣмъ Иліада,— она сдѣлалась предметомъ глубокаго критическаго изученія лишь полвѣка тому назадъ, когда А. Кирхгофъ («Гомеровская Одиссея», 1859, переизд. въ 1879), занявшись разоблаченіемъ въ ней «пра-Одиссеи», пришелъ къ выводу о ея возникновеніи изъ древнѣйшей спайки двухъ по существу различныхъ исконныхъ сказовъ, подвергшихся дальнѣйшему послѣдовательному расширенію, съ привнесеніемъ новыхъ, первоначально чуждыхъ ея кругу, эпичеокихъ элементовъ. На почвѣ разысканій Кирхгофа возникли посвященныя Одиссеѣ «Гомеровскія изслѣдованія» Виламовица-Меллендорффа (1884). Обзоръ гомеровскаго вопроса, какимъ онъ представляется въ наши дни, и разностороннюю критику всѣхъ высказанныхъ по этому вопросу мнѣній читатель найдетъ во 2-мъ изданіи книги П. Кауэра «Основные вопросы гомеровской критики» * .
Въ общемъ, можно сказать, что идущая отъ Германа теорія расширеній заняла прочное мѣсто въ исторіи гомеровскаго вопроса, и донынѣ открытаго, хотя и нельзя утверждать, что усиліямъ ученыхъ удалось съ полною достовѣрностью и точною опредѣленностью установить относительную давность всѣхъ составныхъ частей гомеровскаго эпоса въ отдѣльности и представить несомнѣнную картину образованія наличныхъ поэмъ изъ ихъ древнихъ и простыхъ первообразовъ.
Т акъ новѣйшее изученіе неизбѣжно ограничиваетъ уже устарѣлую доктрину о всецѣло народномъ характерѣ гомеровской поэзіи. Между двумя крайностями — приравненіемъ Гомера къ творцамъ искусственныхъ эпопей и представленіемъ объ авторахъ Иліады и Одиссеи, какъ о простыхъ пересказчикахъ того, что, мало-по-малу, въ силу какого-то природнаго процесса, стихійно возникало въ безличномъ, всенародномъ творчествѣ,— между этими двумя крайностями установляется третья возможность, имѣющая за себя всѣ признаки исторической и филологической вѣроятности,— возможность видѣть въ поэмахъ Гомера творчество во многомъ еще близкое къ народному, но уже отъ него отличное,
* Р. Gauer, «die Grundfragen der Homerkritik», 2. Aufl., Leipz. 1909.— На русскомъ языкѣ гомеровскому вопросу посвящены изслѣдованіе Ѳ. Соколова, 1868 года, «Гомеровскій вопросъ» (Труды Ѳ. Ѳ. Соколова, Спб. 1910, стр. 1—148) и двухтомное сочиненіе Шестакова «О происхожденіи поэмъ Гомера» (Казань, 1892—1899). Изъ литературы о Гомерѣ на русскомъ языкѣ назовемъ еще переводную работу Джебба («Гомеръ. Введеніе къ Иліадѣ и Одиссеѣ», 1892) и оригинальную историка Д. М. Петрушевскаго «Общество и государство y Гомера».— Среди изложеній гомеровскаго вопроса въ общихъ руководствахъ по исторіи греческой литературы наиболѣе содержательна и соотвѣтственна современному состоянію научнаго изслѣдованія глава объ эпосѣ Гомера въ книгѣ В. Криста (W. Christ, «Geschichte der griechischen Litteratur», 5. Auflage, bearb. von W. Schmid, München 1908, Ss. 24—85,— въ 7 томѣ «Handbuch der klass. Alterthums-Wissenschaft» Ивана Мюллера).
не похожее ни нo своимъ пріемамъ, ни по своимъ поводамъ и задачамъ на плоды искусственной письменности и поэтическаго индивидуализма, но все же уже разсчитанное на эстетическую оцѣнку слушателей и сознательно преслѣдующее опредѣленныя цѣли культурно-нравственнаго воздѣйствія на общество. Уже нельзя сказать: поэтъ Гомеръ не мыслимъ; онъ только не доказанъ, какъ историческое лицо, ибо нѣтъ ни одного сколько-нибудь достовѣрнаго свидѣтельства о eгo личности въ ряду позднихъ разсказовъ и баснословій о странствующемъ слѣпцѣ-рапсодѣ. Ho такъ какъ само твореніе свидѣтельствуетъ о творцѣ, то имя Гомера справедливо открываетъ и для насъ списки эллинскихъ поэтовъ; только ликъ eгo какъ бы двоится и множится для насъ, и мы не знаемъ — да и никогда, повидимому, не узнаемъ,— носилъ ли имя Гомера слагатель первоначальной Ахиллеиды, или также геніальный и уже являющій болѣе чертъ индивидуальнаго дарованія создатель нѣкоторыхъ частей Иліады, принадлежащихъ несомнѣнно эпохѣ болѣе поздней, или, наконецъ, послѣдній собиратель и устроитель дошедшаго до насъ свода? Отцовъ гомеровскаго эпоса было нѣсколько въ нѣсколькихъ поколѣніяхъ, а само имя «Гомеръ» остается загадочнымъ и почти только символическимъ.
Что Гомеровы поэмы не чистое народное творчество, хотя, еъ другой стороны, и не творчество единоличное, а, напротивъ, совокупное и постепенное, станетъ ясно изъ условій возникновенія и преемственной передачи древнѣйшаго эллинскаго эпоса. He подлежитъ сомнѣнію, что родиною великихъ поэмъ были іонійскія колоніи въ Малой Азіи; эти поэмы — творенія іонійскаго генія, художественно-воспріимчиваго, универсально-разносторонняго, умственно гибкаго и подвижнаго, полнаго стройности, граціи и чувства мѣры; и діалектъ ихъ — діалектъ древне-іонійскій. Ho языкъ поэмъ удивляетъ изслѣдователя обиліемъ вкрапленныхъ въ него эолизмовъ, т.е. особенностей эолійскаго говора. Прибавимъ къ этому, что герой, прославленію котораго посвящена Иліада,— Ахиллъ — есть герой эолійскій, первоначально чуждый іонійскому племени. Отсюда мнѣніе, что исконная Иліада — пѣснь о гнѣвѣ Ахилла — была племенною былиной пылкихъ и воинственныхъ, мужественно-прямодушныхъ, лирически-задушевныхъ эолійцевъ и что сложена была она на эолійскомъ діалектѣ; отсюда же и попытки приблизиться къ впечатлѣнію, которое должна была производить эта исконная былина, путемъ переложенія дошедшихъ до насъ іонійскихъ гексаметровъ въ эолійскіе. Этому мнѣнію и этимъ попыткамъ противорѣчитъ, между прочимъ, то обстоятельство, что эолизмы разсыпаны въ Иліадѣ болѣе или менѣе равномѣрно, тогда какъ они должны были бы отсутствовать въ частяхъ болѣе поздняго происхожденія, и что стихи наличнаго текста не образуютъ сами собой стиховъ эолійскихъ, такъ что переводъ на эолійское нарѣчіе сопряженъ съ нѣкоторыми видоизмѣненіями въ текстѣ, съ eгo преднамѣреннымъ приноровленіемъ къ эолійскому складу.
Итакъ, вѣроятнѣе другой взглядъ, по которому Иліада возникла въ мѣстности, гдѣ прежде сидѣли эолійцы, а потомъ сѣли іонійцы, такъ что языкъ мѣстныхъ пѣвцовъ былъ болѣе или менѣе смѣшаннымъ. Въ своемъ дальнѣйшемъ развитіи эпосъ сохранилъ первоначальныя особенности говора древнѣйшихъ аэдовъ: на много вѣковъ языкъ эпической поэзіи остался своеобразною діалектическою разновидностью, условною поэтическою рѣчью, отличною отъ живой рѣчи іонійскаго племени. Это
историческое заключеніе изъ наблюденія надъ языкомъ совершенно соотвѣтствуетъ наиболѣе достовѣрному изъ преданій о родинѣ Гомера, котораго, соревнуя и споря между собою, считали своимъ землякомъ и гражданиномъ семь греческихъ городскихъ общинъ. Именно, въ Смирнѣ находимъ мы, какъ разъ, тѣ историческія условія, о которыхъ говорили: прежде чѣмъ іонійцы окончательно вытѣснили изъ нея эолійцевъ, оба племени перебивали одно y другого прекрасный приморскій городъ въ ту отдаленную эпоху, когда совершалась колонизація малоазійскаго побережья, восходящая своимъ началомъ къ XI вѣку до Р. X.
Н o съ очевидностью вытекаетъ уже изъ вышесказаннаго, что тѣ пѣсни о славахъ героевъ, что легли первою основой въ зданіе медленно сотворяемой Иліады, были пѣсни эолійскія. Ихъ принесли съ собой въ Малую Азію племена, жившія первоначально въ Ѳессаліи, на югъ отъ горы Олимпа, которая осталась и для переселенцевъ горою боговъ. На ней всѣ боги имѣютъ свои дома; на ней и y ея подножій, въ Піеріи, обитаютъ и Музы, услаждающія пѣньемъ боговъ и напоминающія пѣвцамъ старинныя были. Знали ѳессалійскіе эолійцы и среброногую морскую богиню, Ѳетиду — супругу Пелея (первоначально бога горы Пеліона), и издавна привыкли оплакивать горестную участь Ѳетидина сына — прекраснаго Ахилла (онъ же, по отчеству — Пелидъ), которому суждена краткая жизнь, полная подвиговъ несравненной славы, но отравленная горькими утратами и обреченная пресѣчься послѣ того, какъ Ахиллъ одолѣетъ другого богатыря — Гектора.
Новѣйшія изслѣдованія вскрыли присутствіе, въ мѣстныхъ ѳессалійскихъ культахъ и героическихъ преданіяхъ, цѣлаго ряда героевъ, собранныхъ y Гомера подъ стѣнами или въ стѣнахъ осажденной Трои. Вещественная наличность, въ историческую эпоху, издревле прославленныхъ гробницъ служитъ достовѣрнымъ признакомъ, по которому мы можемъ судить о мѣстѣ исконнаго почитанія героя и о родинѣ связаннаго съ нимъ миѳа. Гробъ Гектора, главнаго богатыря Трои и опаснѣйшаго непріятеля грековъ по Гомеру, еще во времена Павсанія, оставившаго намъ описаніе своего путешествія по Греціи (II в. по Р. X.), былъ одною изъ почитаемыхъ городскихъ святынь семивратныхъ Ѳивъ въ Бэотіи. Кажется, что Гекторъ въ древнѣйшихъ эпическихъ сказахъ, запечатлѣвшихъ y эолійцевъ, на родинѣ, память объ ихъ воинственныхъ передвиженіяхъ съ сѣвера, изъ Ѳессаліи, въ среднюю Грецію, въ долину рѣки Сперхея, игралъ роль защитника Ѳивъ противъ ѳессалійскихъ пришельцевъ и въ этихъ войнахъ былъ убитъ. По одному извѣстію, сохраненному Плутархомъ, изъ аттическихъ генеалогій Истра, вообще историка ненадежнаго, но въ данномъ случаѣ, очевидно, записавшаго старинную мѣстную легенду,— Александръ, коего имя въ Ѳессаліи было Парисъ, былъ осиленъ въ бою, y рѣки Сперхея, Ахилломъ и Патрокломъ. И на этомъ примѣрѣ мы видимъ, что разсказы гомеровскаго эпоса о битвахъ подъ стѣнами Трои оказываются миражнымъ отраженіемъ междуплеменныхъ битвъ, происходившихъ въ европейской Греціи еще до выселенія колонистовъ въ Малую Азію. И если y Гомера Александръ-Парисъ сражается только
съ ѳессалійцами, и если, по легендѣ, онъ палъ отъ руки ѳессалійца, Филоктета, то здѣсь наглядно сказывается вѣрность поздняго эпоса eгo изначальнымъ источникамъ, эолійскимъ героическимъ пѣснямъ, черезъ много времени послѣ того, какъ лица и событія были оторваны отъ родной почвы и перенесены въ чуждый имъ, полуидеальный міръ. Равно и приморскія Ѳивы въ Малой Азіи, разрушенный Ахилломъ городъ Андромахи (Ил. VI, 397), есть не болѣе, какъ проекція города Ѳивъ въ области Фтіотидѣ; Андромаха также принадлежитъ древне-эолійскому кругу эпическихъ преданій, а Елена, какъ богиня, была предметомъ религіознаго культа въ Ѳессаліи.
Съ такимъ запасомъ мѣстныхъ преданій о богахъ и родныхъ герояхъ, во главѣ которыхъ стоялъ, рядомъ съ своимъ другомъ Патрокломъ, обреченный на преждевременную гибель Ахиллъ, пришли эолійскіе переселенцы въ Малую Азію, гдѣ ждали пришлецовъ новыя условія жизни и новыя культурныя вліянія.
Г лавная перемѣна въ сферѣ религіозныхъ представленій, опредѣлившая общій сдвигъ міросозерцанія и создавшая новыя основы для эпическаго творчества, естественно вытекала изъ самаго факта переселенія: это была утрата мѣстныхъ культовъ,— вѣрованій и обрядовъ, непосредственно обусловленныхъ значеніемъ издревле-заповѣдныхъ мѣстъ и ихъ вещественныхъ святынь.
Религія эпохи, предшествовавшей переселенію, состояла изъ почитанія разнствующихъ по славѣ и силѣ боговъ, сонмъ которыхъ терялся на низшихъ ступеняхъ въ хаотическомъ множествѣ переполнявшихъ міръ стихійныхъ, но почти всегда точно локализованныхъ демоновъ,— и изъ почитанія героевъ. Это многобожіе было по преимуществу разнобожіемъ; центробѣжныхъ силъ было въ немъ болѣе, нежели силъ центростремительныхъ. Даже такія исконно-общія всему эллинству и выросшія изъ до-эллинскихъ корней религіозныя представленія, какъ представленіе о верховномъ Зевсѣ, или Діѣ, были столь нетожественны y разныхъ племенъ и родовъ, что объединяло ихъ развѣ лишь имя божества, идущее изъ самой колыбели арійской расы. Ho такъ какъ различіе обрядовъ вело съ собою и творчество новыхъ, обрядомъ установляемыхъ, именъ, на которыя разно откликались боги и которыя потребны были въ значительномъ количествѣ, чтобы настойчиво привлекать божественную помощь, отвращать угрозу и всячески воздѣйствовать на сверхъестественныя могущества заговорною силою, лежащею въ словѣ и въ имени,— то многоименность божествъ и многообразіе обозначеній, прилагаемыхъ къ одному и тому же религіозному понятію, служили новымъ толчкомъ къ расчлененію и раздробленію коренного единства религіозныхъ основоположеній. Отсюда проистекло затемненіе первоначальнаго значенія многихъ предметовъ частно-племенного вѣрованія; мало-по-малу забылось, напримѣръ, что имя «Амфитріонъ» было нѣкогда лишь мѣстнымъ наименованіемъ Зевса, eгo культовымъ прозвищемъ, и почитатели Амфитріона, ставъ впослѣдствіи
поклонниками общеэллинскаго Зевса, сохранили память объ Амфитріонѣ уже только какъ о полубогѣ, героѣ, наконецъ — просто какъ объ издревле чтимомъ земномъ отцѣ героя Геракла (у римлянъ — Геркулеса), небеснымъ родителемъ котораго былъ объявленъ Зевсъ, при чемъ споръ обоюдныхъ притязаній на реальное отчество такъ и остался не рѣшеннымъ.
Ho, кромѣ того, многочисленныя божества, ставшія потомъ обще-эллинскими, вначалѣ являются исключительнымъ достояніемъ отдѣльныхъ племенъ. Такъ, существовавшій съ незапамятной древности, «отъ пеласговъ» идущій, культъ Зевсова пророческаго дуба и Матери-Земли въ Додонѣ (Ил. XVI, 234; Од. XIV, 327 и XIX, 296), сохранилъ свой мѣстный, эпиротскій, характеръ и послѣ того, какъ завоевалъ, уже въ эпоху Гомера, общее признаніе эллинскаго міра, какъ колыбель древнѣйшаго и священнѣйшаго изъ оракуловъ; мѣстный характеръ имѣетъ почитаніе Матери-Земли и въ бэотійскихъ Ѳеспіяхъ; владычица Гера есть изначала и по преимуществу богиня аргивскихъ ахейцевъ и т. д. Этотъ пестрый матеріалъ мѣстнаго богопочитанія долженъ былъ подвергнуться медленному процессу собиранія, постепеннаго объединенія въ грандіозную систему національной религіи, которая, впрочемъ, никогда не достигла въ Греціи полнаго догматическаго и обрядоваго единообразія и даже въ періодъ завершенія объединительной работы сохранила въ своемъ гармоническомъ и устроенномъ цѣломъ достаточную независимость и какъ бы самоуправленіе отдѣльныхъ мѣстныхъ религій.
Въ этой объединительной работѣ первый этапъ былъ пройденъ рука объ руку съ развитіемъ эпической поэзіи въ малоазійскихъ колоніяхъ и подъ ея непосредственнымъ вліяніемъ: іонійскіе пѣвцы были первыми собирателями эллинской вѣры. Послѣ нихъ, огромное значеніе пріобрѣли могущественные центры жречества, въ особенности дельфійскій оракулъ и нѣкоторыя другія мѣстныя храмовыя общины, напр., община въ Ѳеспіяхъ; эта послѣдняя оказала ближайшее воздѣйствіе на вторую великую эпическую школу Греціи — бэотійскую школу Гесіода, существенно дополнившую вѣроученіе іонійской, гомеровской школы привнесеніемъ въ него множества исконныхъ вѣрованій и идей религіозно-метафизическаго порядка, оставленныхъ безъ вниманія гомеровскою школой или ей чуждыхъ и неизвѣстныхъ. «Отецъ исторіи», Геродотъ (V в.), безъ сомнѣнія правъ, выражая общее мнѣніе націи о роли эпоса въ созданіи національной религіи слѣдующими словами: «Гомеръ и Гесіодъ научили эллиновъ богамъ; они распредѣлили священныя имена, принадлежащія каждому изъ боговъ, и свойственную каждому часть владычества, и подобающій каждому видъ почитанія; они наглядно описали образъ каждаго божества».
Неудивительно поэтому, что первыя исканія новаго религіознаго сознанія, первые поиски религіозныхъ истинъ болѣе духовныхъ и нравственно-возвышенныхъ, начинаются полемикой съ вѣроученіемъ Гомера и — въ меньшей мѣрѣ — Гесіода. Такъ, рапсодъ-философъ Ксенофанъ Колофонскій (V в.) бросаетъ Гомеру и Гесіоду упрекъ, что «много ложнаго приписали они богамъ, много взвели на нихъ такого, что по справедливости считается y людей позорнымъ и достойнымъ порицанія». Съ другой стороны, нельзя отрицать и основательности взгляда Аристотеля, который называетъ первымъ эллинскимъ «богословомъ» Гесіода:
y Гомера мы не находимъ систематическаго ученія о богахъ. Онъ ничего не знаетъ и о божественной космогоніи (срв. однако Ил. XIV, 201, гдѣ Океанъ названъ theôn génesis, «родителемъ боговъ»,— мысль, въ которой древніе усматривали подтвержденіе Ѳалесова ученія о влажной первоосновѣ вселенной); міръ существуетъ для него однажды даннымъ, статически опредѣленнымъ; какъ онъ возникъ, какъ былъ сотворенъ,— пѣвцу безразлично. И не существо боговъ занимаетъ eгo, а ихъ вмѣшательство въ людскія дѣла, ихъ историческое взаимодѣйствіе съ людьми: все, что онъ сообщаетъ о нихъ, подсказано прагматизмомъ повѣствованія объ участяхъ героевъ; мимоходомъ открываетъ онъ о нихъ нужное для слушателя героическихъ «славъ». Ho то, что онъ открываетъ, важно и опредѣлительно для судебъ всей религіи, оно напечатлѣвается на ея незастывшей поверхности неизгладимыми линіями,— и пѣвецъ знаетъ, что онъ напечатлѣваетъ, потому что eгo сознательно поставленная цѣль и послѣдовательно разрѣшаемая задача — многое въ отдѣльности утвердить и ввести въ народное сознаніе на всѣ вѣка.
Рядомъ съ выше охарактеризованнымъ многобожіемъ и необычайно развитою демонологіей, опредѣлявшей весь бытъ и требовавшей отъ человѣка, при каждомъ eгo дѣйствіи, особенной предусмотрительности по отношенію къ невидимымъ силамъ, этимъ дѣйствіемъ затронутымъ, и особенной, магической значительности каждаго поступка,— содержаніе первоначальной религіи племенъ, тѣснившихся въ европейской Греціи до колонизаціи, составляли героическіе культы. Мы уже видѣли, какъ вырабатывалось понятіе героя чрезъ затемненіе лика первоначальнаго божества. По мнѣнію нѣкоторыхъ ученыхъ, всѣ героическіе культы выросли изъ этого корня: всѣ герои суть забытые, развѣнчанные боги. По мнѣнію другихъ, напротивъ, герои суть обожествленные предки. Во всякомъ случаѣ, само низведеніе боговъ въ разрядъ героевъ мыслимо лишь на основѣ уже существующаго культа предковъ, къ которому вообще сводится множество явленій первобытной религіозной жизни и культуры. Вѣроятнѣе всего, что обѣ спорящія стороны нравы,— что нѣкоторые герои суть прежніе боги, низведенные въ борьбѣ съ своими же двойниками, утвердившимися въ общенародномъ вѣрованіи подъ инымъ именемъ, до ступени подземныхъ сильныхъ, другіе же герои суть стародавніе родичи родового и племенного преданія, прославленные предки незапамятныхъ былей, подземные сильные, могущіе вредить изъ-подъ земли живымъ и посылающіе имъ изъ подземья чадородіе и обиліе земныхъ плодовъ. Жертвъ требуютъ, какъ боги, такъ и герои; но обрядъ существенно различаетъ эти два рода жертвъ, придавая жертвамъ въ честь героевъ характеръ приношеній на тризнѣ, посылаемыхъ внизъ, въ подземное царство, совершаемыхъ не на алтаряхъ, а на «очагахъ» и на гробницахъ. Отличительна для героическихъ культовъ ихъ непосредственная и непремѣнная связь съ мѣстомъ погребенія легендарныхъ богатырей-родичей; вотъ почему можно сказать, какъ мы уже выше сказали, что герой y себя дома тамъ, гдѣ сохранились въ памяти преданія, какъ вещественная прикрѣпа культа, eгo гробъ, курганъ или пещера.
Я сно, что переселенцы, покидая родину, оторвались и религіозно отъ ея почвы, ибо покинули родныя могилы, связанныя съ почитаніемъ родичей. Старый культъ героевъ долженъ былъ для этихъ выходцевъ умереть, какъ конкретная часть религіозной жизни, а сонмъ героевъ, оторванныхъ отъ родныхъ пепелищъ, стать лишь идеальнымъ достояніемъ племенной памяти, неустойчивой и смутной. Эта память сберегла лишь ихъ имена, нѣсколько основныхъ чертъ ихъ родовой характеристики, да еще все то, что успѣло отлиться въ форму пѣсенъ (ôimai) о славахъ (kléa) стародавнихъ доблестныхъ мужей.
Если Иліада изобилуетъ эолизмами, это свидѣтельствуетъ прежде всего о томъ, что въ основу ея легли эолійскія пѣсни-славы. Усвоенныя въ скоромъ времени и сосѣдями іонійцами, которые боролись съ эолійцами изъ-за новыхъ мѣстъ, вытѣсняли ихъ и были ими вытѣсняемы, смѣшивались съ ними до частичнаго смѣшенія говоровъ,— пѣсни эти внесли въ начавшееся новое эпическое творчество свое легендарно-историческое содержаніе крайне искаженнымъ, до неузнаваемости измѣненнымъ. Образы Ахилловъ, Патрокловъ, Гекторовъ, Александровъ были даны въ пѣсенномъ преданіи какъ бы висящими въ воздухѣ, характерно очерченными, но призрачными, бездомными тѣнями; ихъ можно было прикрѣпить къ инымъ мѣстамъ дѣйствія, ввести въ иную связь событій, болѣе близкихъ къ переживаемой жизни. А жизнь эта была полна событіями: только что закончилась такъ называемая тевѳранская война, въ которой новые пришельцы должны были пядь за пядью отвоевывать мѣста для своихъ поселеній y коренныхъ жителей страны; ея перипетіи тотчасъ же слились съ легендарнымъ наслѣдіемъ старинныхъ сказовъ, воспоминанія о ней украсились именемъ Ахилла и умножили собой число подвиговъ староотеческаго героя. Весь этотъ составъ сказовъ, съ прибавленіемъ другихъ ѳессалійскихъ, каковы былины о Пириѳоѣ, Дріантѣ и Ѳесеѣ, вступавшихъ въ бой съ лютыми чадами горъ, Лапиѳами и Кентаврами (Ил. I, 263; срв. XII, 127—194), а также ѳиванскихъ, какъ сказаніе о походѣ семи богатырей противъ Ѳивъ (Ил. IV, 376 сл., 405 сл.), этолійскихъ, какъ миѳъ о Мелеагрѣ и Калидонской охотѣ (Ил. IX, 529 сл.) и многихъ иныхъ,— былъ принятъ іонійскимъ геніемъ, которому дано было какъ бы расплавить eгo въ своемъ горнилѣ и перелить eгo въ новое, стройное единство,— при чемъ, конечно, легенды чужого племени, и безъ того уже зыбкія и измѣнившія свои первоначальныя очертанія, съ еще большею свободою и меньшею памятью о первообразахъ, были использованы въ цѣляхъ установленія общеэллинскаго свода героическихъ славъ и общеэллинской картины божественнаго міроустройства.
Ho не только, съ уходомъ отъ старинныхъ святынь, утратилась осязательность героическаго преданія, прервалась обрядовая жизнь въ области героическихъ культовъ, стерлись опредѣленные очерки героевъ, но еще и цѣлый рядъ чужеземныхъ вліяній въ корнѣ измѣнилъ староотеческую вѣру. Такъ,— и это было главнѣйшимъ событіемъ наступившей новой эпохи религіознаго сознанія,— въ прежній соборъ боговъ вступилъ новый могущественный пришлецъ, малоазійскій богъ, изъ «страны свѣта» — Ликіи,— Аполлонъ,— грозный, гнѣвный богъ съ юнымъ обликомъ, золотыми кудрями до плечъ и серебрянымъ лукомъ
за плечами, страшно звучащимъ,— богъ стрѣловержецъ, мѣтко попадающій издали въ людей и животныхъ своими смертоносными стрѣлами, жестоко мстящій тѣмъ, кто не уважаетъ принадлежащихъ ему угодій и святынь, насылающій моровую язву, умилостивляемый жертвами и особенными обрядовыми пѣснопѣніями, заклинающими моръ и призывающими здоровье — «пэанами»,— столь грозный богъ, что по очень древнему гимну, созданному пѣвцами гомеровской школы, всѣ боги встаютъ съ мѣстъ и дрожатъ при появленіи пришлеца, кромѣ одного отца боговъ, Зевса, да еще матери Аноллоновой, Лет̀о (Лато, рим. Лат
